"Я думала, что уже потеряла сына"

KonskazLego

Местный
Регистрация
7 Июн 2019
Сообщения
287
Реакции
32
Что с моим младшим сыном Андреем творится что-то неладное, первым заметил старший сын Сережа. Он сказал: "Мама, посмотри, с ним что-то не так". Я возмутилась: "Что ты, этого не может быть!" Но присматриваться начала. Однажды увидела, что у Андрея сумасшедшие глаза, потом обнаружила в кармане таблетки. Он сказал: "Это от головной боли" - и я успокоилась. Страшно признаться самой себе, что с твоим ребенком стряслась беда, - и я оттягивала это признание, сколько могла. Нашу семью все считали образцовой, в школе нам с мужем всегда объявляли благодарности за воспитание детей. Разве я могла подумать, что в нашей семье может случиться такое горе!

Сейчас понимаю, что началось все намного раньше. До четырнадцати лет Андрей не отходил от моей юбки. Мы его опекали, жалели: младшенький, часто болел. Все бросались делать за него. Вот эта любовь его и довела. Может, вырвавшись из-под нашей опеки, он и кинулся "наверстывать упущенное". Когда я обнаружила страшную правду, плакала, становилась перед ним на колени. Он говорил: "У меня нет зависимости. Хочешь - завтра же брошу?" Но послезавтра все начиналось сначала. Мы отвели его к кодировщику, но сразу же после кодирования он пошел колоться. Из института его отчислили, хотя раньше он сдавал все сессии без проблем. Мы устроили Андрея на хорошую работу, но начальник, увидев его как-то уколотым, вызвал милицию, и наш сын попал на обследование в областной наркодиспансер. Нарколог посоветовал лечить его в хозрасчетном отделении. Там в карцере Андрею стал угрожать один "пациент". Показав ему "заточку", он потребовал принести "ширку". Андрей сбежал и вернулся лишь утром - с дозой. Его сразу же выписали. А о том, что существует экспериментальный центр при том же диспансере, нам почему-то никто не сказал.

По окончании этого "лечения" сын снова укололся в первый же вечер. Увидев это, я сказала, что больше так не могу. Он спросил: "Что мне делать - прыгнуть с моста или повеситься?" Я дала ему веревку и ушла. Вешаться он не стал - ушел колоться. Потом мы увозили его в другой город, но и это не давало никаких результатов. Андрей снова появился на работе "под кайфом", и его выгнали. Он стал выносить из дома золото и сдавать его в ломбард. Находил в таких местах, что мы удивлялись, как можно было догадаться там искать. К нам приходили кредиторы сына, требовали вернуть его долги. Я отвечала: "Требуйте у того, кому давали".

Стараясь достать деньги на наркотики, Андрей не брезговал ничем. Однажды его забрали в милицию, схватив на горячем: попался, пытаясь украсть кошелек. Мы кинулись выручать сына всеми доступными средствами, и через какое-то время его выпустили. Но моя мама, узнав об этом, слегла с инсультом. Андрей ходил к ней в больницу, становился на колени, просил прощения, но все это было показным. Когда маму выписали, мне приходилось, уходя на работу, оставлять ее на попечении Андрея. Его мало волновало, накормлена бабушка или нет. Лежит - и пусть себе лежит. А ведь в детстве он так ее любил! Мой любимый мальчик превратился в жестокого монстра. Я не сомневалась, что и через меня он мог бы переступить, если дело касалось наркотиков: они стали для него превыше всего. Мы понимали это и пытались изменить положение вещей. Но все наши старания шли прахом. Андрей уверял, что не зависит от наркотика, что бросит в любой момент, но кололся каждый день - и конца этому не было видно. Сережа решил попробовать "шоковую терапию": договорился со знакомым милиционером, чтобы Андрея забрали на пятнадцать суток в КПЗ - там он протрезвеет, на него нагонят страху, а потом попробуем воздействовать другими методами.

В утро, когда за Андреем должны были прийти представители власти, он, как обычно, проснулся и заторопился из дома: надо было искать наркотики. Сережа пытался его удержать, но это было трудно. Тогда он стал бить Андрея, вырывающегося из дома. Бил очень сильно - накипело. Даже палец сломал на руке. Расквасил Андрею все лицо, было страшно смотреть на это кровавое месиво. Я кричала: "Оставь его, все бесполезно, это уже конец!" Андрей схватил кожаную куртку и выбежал из дома. Сережа сказал: "Мама, он нам не нужен. Или вы выгоните его, или уйду я". Отец любит Андрея безумно, но именно он решил: "Его в нашем доме больше не будет!" А я - я поняла, что уже потеряла сына: он для меня просто умер - как будто кирпич упал ему на голову или сбила машина. Вечером Андрей вернулся, но в дом его мы уже не впустили. Начался кошмар: днем сын где-то пропадал, но каждый вечер приходил стучаться в дверь. Мы не открывали, и он засыпал в подъезде на корточках. Утром, уходя на работу, муж открывал дверь, и сын вваливался в квартиру. Муж отодвигал его и снова закрывал дверь. Это видели все соседи, я от стыда перестала спать, ходила, опустив глаза. Потом к нам приехали гости, которые не знали о нашем несчастье. Чтобы скрыть от них стыд, каждую ночь мы впускали Андрея в спальню, где он спал на полу до шести утра, потом снова выставляли за дверь.

Не знаю, где он жил вне дома, но приходить стал реже. В мой день рождения, когда у меня собрались подруги, Андрей вдруг пришел с единственной розой. Смотреть на него было страшно: глаза ввалились, от сына осталась одна оболочка. Потом я узнала, что у него появилась язва желудка, бронхиальная астма и уже началось двустороннее воспаление легких. Я вынесла ему кусок пирога и закрыла дверь. Сделав над собой усилие, вернулась к праздничному столу. Подругам сказала, что сосед заходил поздравить. Потом Андрей пришел снова: голый, оборванный (а на дворе стоял октябрь), кашлял ужасно. Просил помочь закодироваться. Говорил: "Клянусь, это в последний раз! Спаси меня! Если не получится - я уйду навсегда." Он чувствовал, что умирает. Мы стали советоваться, что с ним делать. Муж случайно услышал о том, что в городе есть экспериментальный Центр. Туда мы и пошли с Андреем.

Сначала его не взяли лечиться: начали беседовать, а он не понимает, о чем с ним говорят. Одна мысль в голове осталась - чтобы накормили. Приняли Андрея немного позже, весной: сделала дело наша настойчивость. Первое время он молча брал у нас передачи и уходил. Через полтора месяца вдруг нарушил молчание, попросил посидеть с ним, поговорить. Я не верила своим глазам и ушам. Он рассказывал все, что ему пришлось испытать. Это была исповедь за все годы. Я слушала и думала: что он несет, как можно такое придумать? Дико было поверить, что все это правда: что еще в школе он курил "травку", ел таблетки, а когда начались уколы - воровал, срезал кошельки. Потом Андрей сказал: "Боже мой, где я был!" Он менялся на глазах. Летом заговорил о восстановлении в институте. Потом как-то прихожу - он сияет: "Мама! Я буду здесь работать! Дворником!" Это он, у которого всегда были претензии министерского сына! Он почитал за честь, что ему ДОВЕРИЛИ работать! В отпуске, когда ему предложили "ширку", просто послал продавца куда подальше. В Центре Андрей работал в строительной бригаде, затем - в котельной. Со временем у него появилась другая, очень хорошо оплачиваемая работа, но из Центра он не уходил - будто привязали. Доктор Саута для него - бог, Андрей очень боялся уронить себя в его глазах.

К тому же он четко понимал, что, случись один укол, он снова нас потеряет. Когда одного пациента выписали за то, что укололся, его родителям позвонили, чтобы те приехали забрать сына, Андрей сказал ему: "Моя мама не поехала бы меня забирать!" До сих пор не могу поверить, что эта страшная полоса в нашей жизни уже позади! Но перемены, происходящие с моим сыном, радуют меня каждый день. Андрей стал ответственным, внимательным, старается сделать приятное близким, все время носит мне шоколадки. У него наладились отношения с братом. Он с радостью бросается во всем нам помогать, очень доволен, когда к нему обращаются за помощью.

Встречаемся мы не только дома, но и в Центре, где Андрей продолжает работать, и куда я прихожу в клуб "Орхидея". Я нашла здесь отдушину для себя и не хочу оставаться в стороне от его работы. Раньше я не замечала наркоманов, а теперь прохожу иногда мимо какого-нибудь институтского общежития и думаю: три четверти ребят, которые здесь живут, - будущие наркоманы. Неужели этого никто не видит? И почему мы с Андреем раньше не знали о Центре - единственном месте, где сумели спасти моего сына? Ни один нарколог не рассказал нам о нем - неужели они не знали? Но я не молчу - я готова всем рассказать о чуде, которое с нами произошло. Может быть, это поможет кому-нибудь.
 
Назад
Сверху